Александр Валерьевич ВОДОЛАГИН д. филос. н., проф., член Союза писателей России

ПАТАЛОГИЯ ВЛАСТИ

Прежде чем сделать свое сообщение, скажу о том, что в этом году вышел роман «Ворох, или Играющий с огнем», в котором я показал борьбу двух группировок начиная где-то с 1997 г., для продвижения своего человека в Кремль. Первая группировка — это «газовая мафия». Вторая — ассоциация сотрудников госбезопасности, которая приводит своего претендента в Кремль, перехватывая инициативу у газовиков. Эпиграф к роману был такой: «С неба будут падать горящие камни, и не останется ничего, что не было бы выжженным, что сможет сохраниться и устоять, и все это произойдет несомненно до всесожжения, до великого пожара, который охватит Землю» (Мишель Нострадамус). Когда 14 марта этого года Владимиру Владимировичу Путину подали знак в день победы на президентских выборах и разожгли огромный символический костер на Манежной площади, я понял, что придется писать вторую часть «Играющего с огнем», в которой можно будет показать ряд заговоров, попыток смещения Путина. Волна террористических актов, которая прокатилась по России, на мой взгляд, уже прочитывалась в огненном, символическом послании Путину 14 марта. И в том, как средства массовой информации демонстрировали это действо на Манежной площади, в каких ракурсах показывали пожар. Если вы помните, Кремль, казалось, был объят этим огнем. Так же как террористическая атака 11 сентября 2001 г. в Соединенных Штатах — ней тоже определенная символика совершенно четко была заложена сценаристами и прочитывалась атака на Багдад. Это в порядке преамбулы к моей теме «Кризис российской государственности и проблемы обеспечения безопасности общества». В самом общем виде — в чем заключается текущий кризис российской государственности? В том, что совершается переход от одной организационной формы жизни общества к другой. Та организационная форма, которая сворачивается, — это действительно форма демократическая, но речь, на мой взгляд, может идти только об авторитарной демократии, которая была создана за 9 лет ельцинского правления. Эта авторитарная демократия сворачивается, как недостаточно эффективная форма для манипулирования российскими ресурсами, в том числе человеческими, и предпринимаются шаги для создания режима личной власти Путина. Режим личной власти пока что создается под Путина, но кто воспользуется этой конструкцией, которая под него создается, мы пока не знаем, а возможно, что кандидатуры уже какие-то намечены. К сожалению, пока Путин продолжает действовать как оперативник и как функционер, он вовремя снимает Касьянова, вовремя арестовывает Ходорковского, но он не в состоянии сформулировать некий фундаментальный проект организации жизни России, приемлемый для основной массы населения страны. Он до сих пор этого не сделал, поэтому стратегических ориентиров у страны нет. Стать конкурентоспособной державой — это не стратегическая цель и не национальная идея, конечно. Теперь, собственно, по теме «Кризис российской государственности и проблемы обеспечения безопасности общества». Совершенно очевидно, что террористические акты, проведенные на территории России летом–осенью 2004 г., свидетельствуют о неэффективности существующей системы обеспечения государственной и общественной безопасности. Эта система, как и весь рыхлый, непомерно разросшийся госаппарат, — наследие девятилетнего правления Ельцина, создателя криминально-милитаристского режима, прикрывавшегося вывеской представительной демократии. Сложившийся при Ельцине тип власти является генератором новых угроз для российского общества. Именно здесь следует искать первоистоки того, с чем мы пытаемся бороться, — коррупции и терроризма. Басаеву еще не удалось расстрелять парламент из танковых орудий и положить за два дня несколько тысяч мирных граждан, у басаевских бандитов все-таки другие цифры. Так что этот тип власти, созданный при Ельцине, я считаю, является основным генератором угроз для безопасности нашего общества. Любопытно, что именно в указанный период ельцинского правления было законодательно закреплено дезориентирующее силовиков определение безопасности, как состояния защищенности жизненно важных интересов личности, общества и государства. Всем известно это определение, оно гуляет из одного учебного пособия в другое, присутствует и в научных трудах. В диссертациях его рассматривают с разных сторон. На мой взгляд, безопасность — это все же не состояние защищенности чьих-либо интересов, и даже не свойство или качество социального субъекта, которое следует сохранять и поддерживать. Безопасность — это проектируемая, предполагаемая социальным субъектом совокупность условий, необходимых и благоприятных для выживания и развития, это мыслимая и волимая субъектом ситуация, которую должно сконструировать в самой реальности. То есть безопасность — это регулятивная идея, это никакое не качество, не свойство, не данность, это то, что надо сконструировать и навязать самой реальности. В любой серьезной концепции безопасности находит выражение фундаментальный онтологический проект, ориентирующий конкретную социальную группу или сообщество в целом на самоутверждение в бытии вопреки постоянно действующим силам негации, разрушения и распада. А если так, то обеспечение безопасности — это не защита, а нападение, активное противостояние, опережающая нейтрализация угроз. Социальный субъект обеспечивает свою безопасность не тогда, когда прячется и защищается, как нынешняя власть, а когда наносит упреждающие удары по потенциальному противнику, подавляя возможные источники агрессии, негативные воздействия. Все мы хорошо знаем, что Россия на протяжении всей своей политической истории существовала в крайне враждебной внешней среде. Всегда находились противники, желавшие стереть государство Российское с политической карты мира. Несмотря на это, идея обеспечения безопасности никогда не была навязчивой доминантой для нашего сознания — обратите на это внимание, никогда, даже в период сталинизма, не было такой помешанности на проблеме безопасности и зацикленности на ней. Ее выдвижение в центр общественного сознания в 1990-е гг. можно рассматривать как симптом прихода к власти боязливых политических особей, мечтающих о безопасном развитии, которое в принципе невозможно. Вообще «жить опасно», как говорил Фридрих Ницше. Государство как механизм осуществления господства правящего слоя над подвластной массой остается относительно устойчивой организационной формой общества до тех пор, пока гарантирует всем гражданам хотя бы минимум безопасности. Это еще Томасом Гоббсом было установлено и сформулировано. Российское государство в настоящее время теряет статус основного субъекта обеспечения социальной безопасности, а может быть, уже и потеряло, утратило этот статус. Общество уже давно смотрит на него как на чуждую, существующую в себе и для себя силу. Это отчуждение заметно усилилось после ряда террористических атак на мирное население, во время которого власть продемонстрировала растерянность, робость, управленческий непрофессионализм. Итак, в сложившейся «пограничной ситуации» (термин «пограничная ситуация» я использую в ясперсовском смысле), когда вопрос о выживании выдвинулся на первый план, различные социальные группы, как и отдельные граждане, вынуждены обеспечивать собственную безопасность своими силами и средствами, не апеллируя к государству. Нарастание гражданской самодеятельности в этом направлении неизбежно, поскольку доверие к спецслужбам и правоохранительным органам стремительно падает. В перспективе всеобщее вооружение народа может еще больше понизить уровень социальной безопасности, сделает гражданскую войну неотвратимой. В условиях самоустранения государства из области обеспечения безопасности общества получили развитие системы корпоративной безопасности. Беззащитная, атомизированная масса граждан вынуждена либо интегрироваться в способные к самозащите частные предприятия и корпорации, либо организовываться в группы общественной самообороны. Усиление названных тенденций ослабит государство и приведет его к распаду, если наиболее мощные системы корпоративной безопасности не станут элементами суперсистемы национальной безопасности. Сегодня отсутствует политическая воля к такому сотрудничеству, не сформулирован и организационный принцип подобного объединения, подчиняющий корпоративные интересы интересу общенациональному, защищающий общество и государство от проникновения агентов враждебных национальной государственности транснациональных структур. В этой обстановке призыв к консолидации государства и общества в борьбе с терроризмом невыполним. Ограбленное олигархами и коррумпированной бюрократией население не пойдет на объединение со своими грабителями. Нынешний правящий слой, сформировавшийся в период ельцинизма, по своей паразитарно-воровской природе не способен на социальное творчество, работает на себя и косвенно — на транснациональные структуры. Этот слой, осуществляющий свою волю к власти через государственные структуры, является главным источником угроз для российского общества. Нарастающий кризис государственности — следствие дезорганизующей социум активности властвующего в стране криминализированного слоя. Именно этот слой, а не правые и левые радикалы, как утверждает В.Сурков, образуют «пятую колонну» гибнущей российско-евразийской империи. Кстати, сегодня мы не боремся за какие-то зачатки демократии, созданной после 1991 г. Мы были свидетелями горбачевской шестилетки и ельцинского девятилетия — этих фаз распада «империи Кремля»; сейчас — новая фаза, уже путинская. Путин пытается противостоять распаду, который продолжается — на наших глазах гибнет остаток российско-евразийской империи под названием «СССР». И последнее. Существует ли в обществе корпорация, способная противопоставить дезорганизующей деятельности правящего слоя новую политическую волю — волю к порядку — и построить соответствующую систему национальной безопасности? Есть ли такая корпорация? Понятно, что атомизированные граждане, электорат, избиратели тут бессильны что-то сделать. Вообще, народ наш, похоже, не способен к политической самоорганизации. Поэтому и вся история России — это история политического волюнтаризма. Есть пока еще политически неорганизованная группа, на мой взгляд в принципе готовая поддержать Президента Российской Федерации в его попытках радикальной реорганизации системы власти, предполагающей замену коррумпированной бюрократии управленцами нового типа. Я имею в виду военизированную информационную элиту (чисто условное название), которая пока что весьма скептически наблюдает за беспомощными телодвижениями преданных Президенту питерских силовиков. В целом эта социальная группировка еще не заявила о себе в российской политике, лишь изредка мы слышим в эфире голоса некоторых ее представителей, дающих наиболее трезвые оценки происходящему. Если говорить о «мобилизации нации» в данный момент преждевременно, то для мобилизации подлинной элиты российского общества время давно пришло. Я думаю, она готова выступить в качестве конструктивной политической силы.