ВОДОЛАГИН Александр Валерьевич
д. филос. н., проф., г. Москва

ТУСКЛЫЙ СВЕТ ЭКЗИСТЕНЦИИ

1. Тайна времени — «самая большая загвоздка» западной философии
В размежевании с западной онтологической традицией, нацеленном на «преодоление метафизики», самым серьезным испытанием для М.Хайдеггера стало столкновение с гегелевским панлогизмом. Он взялся всерьез за Гегеля довольно-таки поздно — в 1925 году, когда читал в университете Марбурга лекции об истории понятия времени и вел семинар по «Науке логики» для студентов старших курсов. Именно в этот период М.Хайдеггеру впервые открылись глубины гегелевской философии, и эти открытия принесли ему много радости. Вместе с тем он испытал недоумение, вызванное гегелевским утверждением о различии бытия и ничто. «Прежде всего, я совершенно не понимаю, в какой мере бытие и ничто — в гегелевском смысле — должны быть различны, — признавался он в письме К.Ясперсу 10 декабря 1925 года. — И очень хорошо понимаю то, что Гегель выдает за собственно парадокс, а именно, что бытие и ничто идентичны. Ведь Гегель определяет — примечательное начало! — бытие всецело негативно: неопределенное непосредственное»1. Таким образом трактуемое бытие ничем не отличается от ничто. Как из этого вообще что-либо может «стать»? — недоумевал М.Хайдеггер, усматривая «самую большую загвоздку» (даже «дыру», по его выражению) в логическом переходе от бытия и ничто к становлению. Ему, как и ранее Ф.Ницше, представлялось более логичным начать со становления, т.е. с понятийной фиксации исходной данности жизни, существования, с которой будто бы «категориально не совладал» Г.Гегель2.
Чистое бытие и чистое ничто — исходные моменты «пустого мышления», в которых «нечего созерцать» (по свидетельству самого Г.Гегеля), не могли восприниматься феноменологически ориентированным мыслителем, каким был М.Хайдеггер, в качестве самоочевидных данностей. В них отсутствовала ожидаемая и требуемая феноменологом наглядность. Иное дело — «наглядное становление» (das angeschaute Werden)3, т.е. время в гегелевском понимании. Эта концепция времени и стала для М.Хайдеггера камнем преткновения в его продвижении к фундаментальной онтологии, противополагаемой им традиционной западной метафизике, а также — попыткам А.Бергсона, В.Дильтея и Г.Зиммеля «постичь “жизнь” в ее жизненности через определение временного характера жизни»4. Главный изъян прежней онтологии заключался в игнорировании темпорального характера бытия, непонимании «фундаментальной онтологической функции времени»5, которое истолковывалось как последовательность однородных моментов «теперь». Именно в гегелевской философии М.Хайдеггер усматривал радикальнейшее понятийное оформление того «вульгарного понимания времени»6, которое было, можно сказать, навязано Западу Аристотелем. А так как, по мысли М.Хайдеггера, «в правильно увиденном и правильно эксплицированном феномене времени укоренена центральная проблематика всей онтологии»7, для преодоления ее основного недостатка необходимо устранить замеченную неправильность в понимании времени, якобы закрепленную Г.Гегелем. Не говоря о настораживающем влечении М.Хайдеггера к правильности в том случае, когда требуется установить истину (ведь он был согласен с Г.Гегелем в том, что истина не есть «голая правильность»), посмотрим, таким ли вульгарным был Г.Гегель в толковании времени, каким он показался автору «Sein und Zeit».

2. Сущность времени открывается лишь умирающему сущему — Dasein
В своей раздельности бытие и ничто — пустые мысли, достояния обыденного сознания. Различие между ними невыразимо в суждении. Они не существуют «для себя», но лишь в контексте становления, проявляющегося в «определенном, конечном бытии», в Dasein, которое соотносится с другим конечным бытием, со всем миром8. «Только Dasein содержит реальное различие бытия и ничто, а именно нечто и другое»9. Вот здесь, видимо, и содержится «загвоздка», озадачившая М.Хайдеггера. Из приведенного утверждения Г.Гегеля следует, что без «мыслящего рассмотрения» Dasein невозможно уловить различие между бытием и ничто. Для того чтобы уяснить, в каком смысле Г.Гегель говорит о различии бытия и ничто, нужно проанализировать Dasein в качестве экзистенциального обнаружения становления, понять жизнь, существование как угасание взметнувшейся в небо искры. Именно в Dasein локализуется этот процесс — «движение непосредственного исчезновения», «уничтожение ничтожного», ведь оно само есть исчезающее, гибнущее или умирающее сущее.
В своем возобновлении вопроса о бытии М.Хайдеггер во многом повторяет ход мысли Г.Гегеля, правда, при этом категория Dasein теряет статус универсалии и работает лишь для обозначения «такого сущего, которое с пониманием относится к собственному бытию»10 (даже в том случае, когда совершает «несобственное бытие»). При этом гегелевская характеристика принципа определенности Dasein — конечности — становится основной и конкретизируется в экзистенциале бытие-к-смерти. Последнее и есть гегелевское «бытие с некоторым небытием» в новой модификации, частный случай процесса негации. Чего у М.Хайдеггера точно нет — так это гегелевского «отрицания отрицания»: он был не столь радикален в своем нигилизме, как его великий предшественник и, если верить Х.-Г. Гадамеру, был заодно с Парменидом, Платоном и Аристотелем в их стремлении к «тотальному низложению власти ничто»11.
Dasein, согласно Г.Гегелю, есть реальность («фактическое»), которая содержит в себе отрицание. В своем качестве Dasein есть само «различие реальности и отрицания»12, «сущее здесь нечто», «бытие в известном месте»13 (включающее в себя и небытие), «первое отрицание отрицания» и поэтому «начало субъекта». Таким образом, момент негации, присутствующий в бытии любого сущего, есть возможность зарождения субъективности. В гегелевской «Науке логики», по наблюдению М.Хайдеггера, развернута «онтология абсолютной субъективности»14.
Субъект начинает существовать с момента отрицания той «мощи негативного», которая приводит в движение все сущее и его самого в том числе, то есть с «отрицания отрицания», с бунта против реальности, с противоволения, с отказа существовать в модусе бытия-для-другого и попытки существовать в модусе для-себя-бытия. Отсюда — «конкретная напряженность субъекта»15. В отличие от вещей человеческое «Я» (субъект как таковой) существует в «негативном единстве с собой»16. Негативное отношение к себе и к пронизывающей бытие «Я» негации — отличительная особенность Я-субъекта, совершающего для-себя-бытие, отстаивающего собственное бытие во взаимодействии с другими. Отрицая в себе все телесно-чувственное, плотское и эмоционально-страстное, душевное, Я-субъект утверждает себя в качестве «сознающей самое себя негативности» — свободной воли. Сама эта обретаемая в актах отрицания свобода не есть качество человеческой природы, более того — именно она полагает, продуцирует все т.н. человеческие качества. Каждое из них не есть неизменное свойство, но всегда «беспокойство в самом себе», мука, которую испытывает индивид в борьбе с самим собой и с другими, пытаясь выделиться, преодолеть врожденное ничтожество и укрепиться в своей особенности, отдельности, в своем отличии от других. Тот же, кто уклоняется от борьбы за автономию и своеобразие своего «Я», так и остается ничем — ничтожеством, не решившимся ни на самоотрицание, ни на противостояние божественной «мощи негативного».

3. Модусы бытия Dasein: в-себе-бытие, бытие-для-другого, для-себя-бытие
«Я» как Dasein (некто) заключает в себе другого — в форме ли архетипа (К.Г. Юнг), антитипа (гностики) или нереализованной части андрогина — неважно: «бытие другого» всегда так или иначе вплетено в «мое бытие». Отрицая в себе другого, «Я» остается тождественным с самим собой. В самоотрицании и отрицании другого, а также в отрицании этих отрицаний, «Я» изменяется и сохраняет себя во всех изменениях. Dasein в качестве духовно развивающегося «Я» есть единство в-себе-бытия, бытия-для-другого и для-себя-бытия. В-себе-бытие Dasein «в своем существе обременено отрицанием, бытием-для-другого»17. Отрицание этого отрицания обеспечивает переход в фазу для-себя-бытия, то есть становление самосознания. Это — переход от реальности к идеальному бытию «Я». Негация у Г.Гегеля — сила, порождающая идеальное. В ходе самоопределения Dasein вырабатывает определенные качества, «противодействуя своей переплетенности с другим», «сохраняясь в своем равенстве с собой и проявляя это равенство в своем бытии-для-другого»18. Поскольку именно мышление есть «простая определенность» человека, уже в мысленном самоопределении (то есть в идеальном плане) Dasein отличает себя от своего бытия-для-другого, от бытия в модусе объекта, тела, от «собственной природности и чувственности». Соответственно немыслящее Dasein застревает на ступени природно-чувственного бытия-для-другого, остается всего лишь средством, органом животной жизни рода. «…Человек сам есть мышление, он есть здесь как мыслящий, оно есть его экзистенция и действенность»19, — утверждает Г.Гегель. Мышление — основное определение человека. «Но даже это определение опять-таки дано лишь в себе как долженствование…»20. Немыслящий человек не исполняет свой долг. Грех безмыслия непростителен, ведь он означает падение духа в беспросветную бездну чувственности и лишает человека его божественного статуса. Таким образом, Dasein в его подлинности есть соотносящееся с собой качественно определенное бытие, рефлектированное в себя и в другое, т.е. мыслящее, знающее и понимающее «Я».
Оригинальность хайдеггеровской экзистенциальной аналитики Dasein на фоне изложенной концепции Г.Гегеля очевидна: М.Хайдеггер препарировал Dasein в его «несобственном бытии», в модусе падения, в различных объективациях; его интересовало именно немыслящее «Я», утратившее свою идентичность в бытии-вместе-с-другими.
Качественно определенное бытие «Я», каким оно предстает перед нами в «Науке логики», — это всегда бытие-на-границе, ведь граница — «качественное отрицание другого». Она «содержит в себе идеально моменты нечто и другого»21. Поэтому бытие-на-границе помимо выражения внутренней определенности Dasein, достигнутой в ходе мысленного самоопределения, вбирает в себя некоторые особенности другого, от которого оно дистанцируется, вопреки которому хочет быть самим собой. Dasein, в изображении Г.Гегеля, заключает в себе внутренне присущее ему «беспокойство», некое «противоречие, заставляющее его выходить за свои пределы»22. Благодаря этому проиворечию-противополаганию внутри Dasein оно есть «становление в самом себе», отрицание своей качественной определенности, реальности. Вещи «гонят себя дальше себя, дальше своего бытия»23, — говорит Г.Гегель. «Они есть, но истиной этого бытия является их конец»24. Тем более — человеческое Dasein, хронически недовольное тем, что есть, что дано — реальностью. Негация, противополагание внутри Dasein — источник динамики, ирреальное в нас, как ирреально умирание с момента рождения — наше бытие-к-концу (М.Хайдеггер).
Бытие конечных вещей «состоит в том, что они содержат зародыш прехождения как свое внутри-себя-бытие, что час их рождения есть час их смерти»25. Приведенное высказывание метафорично: смерть неведома вещам, она — участь человеческого Dasein. Так Г.Гегель проецировал свой страх перед смертью как «самым ужасным» на мир вещей, на реальность, приписывая ей то, чего в ней нет. Отсюда — специфическая гегелевская скорбь (Trauer) — «скорбь конечности» — и нечто траурное в его лице. Этот фундаментальный по своей экзистенциальной значимости «опыт сознания», невозможный ни в античности, ни в Средневековье, и стал для Г.Гегеля основой для прорыва в понимании времени как ранящего личность «наглядного становления», а не множества рядоположенных, однородных моментов «теперь» (по Аристотелю).
Смертоносное становление, согласно Г.Гегелю, имеет «многоразличные эмпирические гештальты»26. Что касается человека, то для него процесс переживания «ужаса становления» (М.Элиаде) ни в коем случае не развертывается в аристотелевскую последовательность равнозначных «теперь», поскольку каждое мгновение все более и более приближает его к кульминации мирского бытия — смерти, которая в эзотерическом сознании ассоциируется со «вступлением в новую жизнь»27. Таким образом, ставшее наглядным, требующее все новых и новых жертвоприношений становление-время открывается человеку, осознавшему себя смертным, в качестве «абстракции пожирания» — как истребляющее всякое конечное сущее ничто, как «чудовищная мощь негативного», перед властью которого не может устоять ни одна вещь, ни одно существо.

4. Отрицание отрицания — «победа над смертью» или лишь ее мысленное неприятие?
Основание всего существующего, согласно Г.Гегелю, — «движение являющегося универсума», в котором растворяется всякое сущее28. Это вселенское движение подчиняется одному-единственному принципу — закону «возвращения ничто через ничто к самому себе», закону беспощадного уничтожения ничтожного, конечного, мнимо самостоятельного, иллюзорного существования. Что же в таком случае представляют собой «законы природы» и «законы истории»? И те, и другие (а их, согласно Г.Гегелю, «существует не поддающееся определению множество») — частные случаи, примеры «чудовищной мощи негативного». В природе реализуется принцип энтропии. В истории — необходимость насилия и разрушения для обеспечения «сохраняющейся устойчивости» социума в потоке «растворяющего движения являющегося универсума». Существование социально-исторического мира имеет иллюзорный характер. Это — поток видимостей, борьба отрицающих друг друга мнимо самостоятельных единиц.
Человеческая воля мыслится Г.Гегелем как форма обнаружения творческой мощи небытия и как таковая она есть само бесстрашие перед смертью. Страх смерти — последствие падения свободной воли, выражение ее плененности чувственностью. В переживании страха смерти человек несвободен. И все же именно в страхе смерти он ближе всего к пониманию свободы как самого загадочного обнаружения ничто в «движении являющего универсума». Свобода — ничто, поэтому ее и нельзя определить через нечто. Самовыдвижение свободной воли совершается в сфере сущности, где воля «полагает» разнообразные соотношения типа рефлексии-в-себя или рефлексии-в-другое. М.Хайдеггер пытался вырваться из этой сферы сущности, где обосновался классический германский идеализм, и вернуться к бытию как «неопределенному непосредственному», из которого исходили досократики, еще не имевшие дела с идеями.

5. Экзистенция — истина бытия или обнаружение абсолютной мощи ничто?
Существование человеческого Dasein (экзистенция) в силу пронизанности «абсолютной негативностью» не может явить в себе чистый свет бытия. Оно по самой своей сущности — как конечное, определенное бытие — омрачено перспективой неизбежной гибели и поэтому как таковое есть, по словам Г.Гегеля, «лишь тусклый свет и освещенная тьма»29. Этот мотив был подхвачен М.Хайдеггером, нашедшим для него новую формулу в 1922 году: «Жизнь мглиста — она все снова и снова себя затуманивает»30.
Продолжая гегелевский анализ Dasein, определенного в «Науке логики» как «нечто первое, из которого исходят»31, М.Хайдеггер возобновил раскопки «бытия во всяком Dasein» и наткнулся на ничто, открывшееся ему в потрясающем человеческую экзистенцию страхе смерти. Мыслитель совершенно верно подмечает, что пугливое по своей сути Dasein цепляется за ускользающее «теперь», предпочитая даже неполноценное настоящее уже не существующему прошедшему бытию и еще не существующему будущему: ведь в нем полностью нивелируется ужасающая природа времени — то, что оно есть, по выражению Г.Гегеля, «самопорождение небытия»32. В своем истолковании времени автор «Науки логики» был так же далек от Аристотеля, как и автор «Sein und Zeit» — вопреки современным комментаторам, представляющим М.Хайдеггера аристотеликом33.
Вместе с тем нужно признать, что одно основание для неправомерного сближения Аристотеля и Гегеля в указанном пункте все же было. Дело в том, что круговорот аристотелевского времени был пронизан мыслью и целесообразен, поскольку имел некую космическую ось в виде Ума-перводвигателя. Гегелевское же устремленное в ничто через ничто время развертывается в ходе противоборства с аналогичным абсолютным принципом — падшим во время и временность Мировым духом. Две названные модификации Абсолюта и придают смысл абсурдному самому по себе человеческому существованию в истории. М.Хайдеггер как последовательный феноменолог в своем вопрошании о бытии и времени исключает из рассмотрения такого рода утешительные для боязливого Dasein конструкции. Его вопрошание было мотивировано неудовлетворенностью теми решениями проблемы бытия, которые так или иначе отсылали западного человека к недоступному для созерцания, предполагаемому в свободном волении Абсолюту. Но и намеченное им в «Sein und Zeit» решение проблемы (смысл бытия — временность, т.е. бессмыслица) оказалось неприемлемым псевдорешением. Хайдеггеровская «книга века» осталась недописанной, а главный противник ее автора — Г.Гегель — сохранил статус непревзойденного мыслителя современности. В поздний период творчества М.Хайдеггер уже не пытался мыслить против Гегеля и не стремился (вопреки мнению Х.-Г. Гадамера) к «формированию антигегелевской концепции»34, признав, что новейшая история развертывается под знаком опередившей свое время гегелевской философии — исторически последним выражением духовного опыта Запада, теряющего связь с Абсолютом. В свете спекулятивной философии Г.Гегеля хайдеггеровская аналитика Dasein представляется нам изображением экзистенции, полностью утратившей связь с Абсолютом, переставшей вслушиваться в «зов Трансценденции» (К.Ясперс) и тем более — принимать его в расчет. Это — свидетельство предельной секуляризации «несчастного сознания», для которого «cвет погас» и настала эпоха «мировой ночи»35.
1 Мартин Хайдеггер/Карл Ясперс. Переписка. 1920–1963. М., 2001. С. 108.
2 Там же.
3 Heidegger M. Sein und Zeit. Tubingen, 1986. S. 430.
4 Хайдеггер М. Кант и проблема метафизики. М., 1997. С. 138.
5 Heidegger M. Sein und Zeit. S. 26.
6 Ibid. S. 428.
7 Ibid. S. 18.
8 Hegel G.W.F. Wissenschaft der Logik. S. 71.
9 Ibid. S. 73.
10 Heidegger M. Sein und Zeit. S. 52–53.
11 См.: Гадамер Х.-Г. Пути Хайдеггера: исследования позднего творчества. Минск, 2007. С. 84.
12 Hegel G.W.F. Wissenschaft der Logik. B. I. S. 101–102.
13 Ibid. S. 93.
14 Хайдеггер М. Что зовется мышлением? М., 2006. С. 209.
15 Hegel G.W.F. Wissenschaft der Logik. B. I. S. 100.
16 Ibid. S. 103.
17 Ibid. S. 110.
18 Ibid.
19 Ibid. S. 111.
20 Ibid.
21 Ibid. S. 113.
22 Hegel G.W.F. Wissenschaft der Logik. B. I. S. 115.
23 Ibid. S. 116.
24 Ibid. S. 117.
25 Ibid.
26 Ibid. S. 79.
27 Ibid. S. 68.
28 Ibid. B. II. S. 128.
29 Ibid. B. I. S. 79.
30 Гадамер Х.-Г. Пути Хайдеггера: исследования позднего творчества. С.157. Жизнь в хайдеггеровском понимании — это экзистирование Dasein, неустанное забегание-вперед, бытие-в-заботе.
31 Hegel G.W.F. Wissenschaft der Logik. B. I. S. 96.
32 Ibid. S. 182.
33 См.: M.Heidegger und Aristotel. Freiburg/Munchen, 2007.
34 Гадамер Х.-Г. Пути Хайдеггера: исследования позднего творчества. С. 186. Например, в докладе «Гегель и греки» (1958) М.Хайдеггер выступает как продолжатель гегелевского «дела мысли».
35 Heidegger M. Holzwege. Frankfurt am M., 1994. S. 269.