ПРОБЛЕМА СОХРАНЕНИЯ НАЦИОНАЛЬНОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ В УСЛОВИЯХ СОВРЕМЕННОСТИ

24-25 ноября 2006 г. в Москве прошел VI Международный социальный конгресс, организованный Российским государственным социальным университетом. В докладе ректора РГСУ, академика РАН В.И. Жукова «Парадигма развития России в условиях глобализации» был дан анализ современного состояния глобальных проблем человечества, логики и динамики глобализации в ее новейшей фазе, ее объективных и субъективных аспектов. Докладчик рассмотрел различные теории управляемого глобального развития, а также — восприятия и оценки глобализации и ее последствий различными группами населения России. Было отмечено, что, по мнению, большинства опрошенных россиян, глобализация несет в себе угрозы национальной безопасности и культуре России, не создавая при этом каких-либо ощутимых преимуществ для населения страны, обостряя проблемы занятости, «утечки мозгов», незаконной миграции, борьбы с международной преступностью. Обращает на себя внимание тот факт, что «у россиян сложилось неприятие форсированной интеграции со странами Азиатско-Тихоокеанского региона». Многие воспринимают США как «источник вселенского хаоса» и верят в особую роль России в преодолении этого хаоса. Говоря об основных ориентирах цивилизационного развития России, В.И. Жуков выделил следующие приоритеты: безусловное сохранение статуса суверенного субъекта мирового политического процесса и международных отношений, защита национальных интересов страны в сочетании с толерантностью по отношению к другим странам и народам, соблюдение норм международного права и приверженность идеалу правового социального государства, преодоление «номенклатурного самодержавия» и др. Проектируемое будущее страны, по словам докладчика, может быть сведено к формуле «Суверенная Солидарная Справедливая Россия».
Академик РАН Д.С. Львов в докладе «Варианты экономической стратегии России в условиях глобализации» дал характеристику места России в глобальном сообществе. По его мнению, в стране в результате проводимых реформ произошел глубокий раскол: теперь существуют «две России» — богата и нищая. 15 процентов населения, ради которых и проводятся реформы, концентрируют в своих руках 57 процентов доходов, 20 процентов населения стали нищими. В экономике запущен «механизм самовоспроизводящейся бедности». Произошло расслоение между различными регионами страны. Страны ЕС имеют больше оснований называться единой страной, чем наши 89 регионов. «Каток реформ проехал по живому телу России: страна охвачена эпидемией смертности (примерно 850 тыс. человек в год умирает, смерть от инфарктов и инсультов в 6 раз больше, чем в западных странах). «Безбожники проводят безбожную политику». Для спасения страны от демографической катастрофы необходимо радикальное изменение экономической стратегии. Нужно вернуть ушедшие на Запад 82 млрд. долларов и инвестировать их в национальную экономику, отказаться от либерального курса реформ, не совместимого со спецификой нашего пространства, вернуть народу захваченные олигархами национальные богатства страны (прежде всего, минеральные ресурсы), сделать ставку на интеллектуальные ресурсы и коллективное творчество.
Член-корреспондент РАН С.Ю. Глазьев отметил в своем выступлении, что глобализация бросает вызов всем странам, ТНК взрывают национальные границы, размывают национальную политику государств, незначительное меньшинство из которых образовало некое «ядро» глобализма, став генератором знаний для всей планеты, а большинство оказалось отброшенным на периферию. Страны «ядра» наращивают социальные расходы за счет «потерянных стран», притягивают к себе интеллектуальные ресурсы планеты, занимаются продуцированием знаний и интеллеткуальных технологий, формируя «экономику знаний». Качественный человеческий потенциал стал в настоящее время главным источником сверхприбылей. Россия в результате либеральных реформ, целенаправленного недофинансирования социальной сферы и «утечки умов» оказалась в «глубокой периферии», потеряла около 600 млрд. долларов и «получила абсурдную экономику». Деньги от природной ренты не трансформируются в новые технологии, они выталкиваются за границу. Необходимо конвертировать средства стабилизационного фонда в бюджет развития. Россия в три раза отстает от развитых стран по доле в бюджетных расходах, направляемых в социальную сферу. Расходы на здравоохранение у нас в 15 раз меньше, чем в США, в 10 раз меньше, чем в Европе. В РФ 2 млн. работников социальной сферы получают зарплату ниже прожиточного минимума, и это при том, что РФ занимает первое место в мире по объему национального богатства на душу населения. В нашем государстве образовалась «колоссальная брешь безответственности» за воспроизводство и развитие человеческого фактора, которое в современных условиях невозможно без значительных инвестиций в здравоохранение, образование, науку и культуру. Люди будут уезжать из страны, чтобы выжить и сохранить здоровье.
Директор института Дальнего Востока РАН, академик РАН М.Л. Титаренко в докладе «Россия и Китай: сотрудничество в условиях глобализации» рассказал об успехах Китая на пути строительства «общества великого единства», «возрождения великой китайской нации», создающей «материк социалистической рыночной экономики», повышающей свою жизнеспособность в условиях глобализации. О достижениях КНР свидетельствуют, по мнению докладчика, следующие факты: за годы реформ около 630 млрд. долл. инвестировано в разивтие экономики Китая (мы же примерно столько же — потеряли через «утечку капиталов»); 500 ТНК имею свои представительства в КНР и таки или иначе способствуют развитию открытой китайской экономики; 5, 5 млн. китайцев в США содействуют своей экономической активностью развитию Китая; из 680 тыс. китайцев, обучающихся за границей, 60-80 процентов возвращаются в КНР, т. е. об «утечке умов» говорить не приходиться. Таким образом, России есть чему поучиться у Китая.
Д.ф.н. проф. А.Н. Чумаков в докладе «Россия в глобальном мире: альтернативы развития» продемонстрировал безудержный оптимизм в восприятии и толковании глобализации, характерный и для «пионеров отечественной глобалистики». Признавая сущестование «широкого разброса мнений о сущности глобализации», он отстаивал мондиалистскую версию и критиковал евразийский подход к проблеме. С точки зрения докладчика, глобализация началась в эпоху великих географических открытий. «До середины ХХ века человечество развивалось частями — локальными цивилизациями». Контуры «планетарного человечества» сложились к концу ХХ века. В настоящее время формируется «единая мировая цивилизация — глобальное общество». Это процесс объективный, поэтому странм, дорожащим своей национальной государственностью и культурной идентичностьтю, деваться некуда.
Это видение глобализации было подвергнуто критике на секции «Проблема сохранения национальной идентичности в эпоху глобализации».
В докладе «Россия в паутине глобализации: новые вызовы и угрозы» д.ф.н. проф. А.В. Водолагин обратил внимание на то, что идея «глобализации» не нова, во всяком случае — для философов. Так, например, еще в 1931 году Г.П. Федотов говорил о «врастании государств-народов в мировое сверхнациональное государство» как об одном из трех возможных исходов эпохи. При этом он полагал, что «сознательные усилия моральной и религиозной воли» должны быть направлены именно в эту сторону, дабы обеспечить установление сверхнационального политического порядка. «Организация мирового хозяйства, мирового права, мировой полиции безопасности отнимает у наций почти все государственные атрибуты, — писал Г.П. Федотов. — Нация сохраняется как организация духовно-культурного общения, как малая родина. Под сенью мировой цивилизации она возвращается к материнству. Это возвращение возможно и неизбежно при одной предпосылке — вне которой не может быть и речи о социальном спасении: при религиозном обновлении культуры. Из лона бессознательного, оплодотворенного Логосом, нация продолжает творить все самое глубокое и прекрасное, что дано человеку. Лишь страшное право меча, jus gladii, отнимается у нее и возвращается кесарю» (см.: Федотов Г.П. Судьба и грехи России. В 2-х т. Т.1. Спб., 1991. С. 327). Не менее отчетливо осознавал глобалистский характер эпохи Карл Ясперс, хотя и не столь оптимистично оценивал перспективы глобализации, усматривая в 1949 году опасность установления «нового тоталитаризма» (подробнее об этом см.: Водолагин А.А. Информационные технологии в эпоху глобализации и опасность «нового тоталитаризма» (прозрения К. Ясперса). — В кн.: Философия и психопатология: научное наследие Карла Ясперса. М., 2006. С. 92-96). По мысли Ясперса, в эпоху глобализации под угрозой оказывается сущность человека, поскольку последний становится «одним из видов сырья», «частью машины», элементом «машинного ланшафта», в который превращается поверхность земного шара. Народы-нации распадаются. Вместо них в мировой истории действуют лишенные исторической памяти народы-массы, руководимые «ставшей автономной бюрократией». Время национальных государств прошло, констатировал Ясперс, человечество уже находится «на пути к установлению глобального государства» (см.: Ясперс К. Смысл и назначение истории. М., 1991. С. 128, 138, 194, 218).
Переход ученых к «глобальному видению» наметился позднее — в 1970-80-ые годы. Новейшие интерпретации «глобализации» появились после развала СССР и крушения «мировой системы социализма». С середины 1990-ых гг. глобализацию рассматривают как специфическую форму капитализма, которая связана с беспрепятственными перемещениями капиталов и «нарастающей гомогенизацией всех человеческих общностей» (см.: Глобализация и крупные полупериферийные страны. М., 2003. С. 45), предполагает интеграцию национальных систем хозяйствования в единую мировую экономику, «растворение» национальных суверенитетов, установление постнационального политического порядка и становление информационного, основанного на знании социума. Многие исследователи сходятся в том, что инициировавший этот процесс западный капитализм и пользуется всеми его преимуществами, вовлеченные же в глобализацию «полупериферийные страны» в полной мере испытывают на себе все ее негативные последствия (например, последствия интернационализации преступности, порнографии, коррупции). Главными агентами глобализации называют США, ЕС (Европу торгашей, банкиров и бюрократов), «мировое правительство» (большую семёрку и «глобальную бюрократию»), транснациональные корпорации и международные финансовые организации. Это — «глобализация меньшинства» в отличие от обоснованной марксизмом «глобализации большинства», как говорят китайские обществоведы (С. 202).
Некоторые исследователи говорят об «объективном характере» процесса глобализации, полагая, что планетарные по своему размаху связи между локальными цивилизациями и культурами складывались стихийно, «за спиной сознания» и независимо от воли участников этого процесса. Сторонники такой объективистской трактовки глобализации преуменьшают роль суперсубъекта мировой истории — Запада, конструирующего современную социальную реальность. Роль этого «субъективного фактора» глобализации постоянно возрастает. События начала ХХI века, как никогда явственно, свидетельствуют о существовании некоего наднационального центра планирования мировой истории. Глобализация — новейшая фаза вестернизации с присущими ей тенденциями расколдовывания и «сжатия мира», «преодоления границ» и «расщепления территориальности», десакрализации социума, предельной рационализации человеческих отношений. Если использовать историософскую терминологию, можно сказать, что в наше время речь идет уже не о созидании «Богочеловечества», а о строительстве «Вавилонской башни» — небывалой безрелигиозной цивилизации. Объективисты видят стремительно разрастающуюся паутину взаимозависимостей и планетарных связей, опутывающих народы Земли, но не видят «паука», поэтому остаются поверхностстными наблюдателями процесса. Иное дело — идеологи глобализма, прикрывающие измену своей «малой родине» и национально-государственным интересам пропагандой глобализации. При этом скрывают главное: то, что глобализация, призванная обеспечить финансово-экономическую и духовную гегемонию Запада (см.: Бжезинский З. Выбор. Глобальное господство и глобальное лидерство. М., 2004), обрекает периферийные и «полупериферийные» страны на утрату социокультурной идентичности и исторической субъектности, на так называемое «зависимое развитие» (а по сути — прозябание). Что можно сказать в связи с этим о положении, возможностях и перспективах России в указанном историческом контексте?
Россия участвовала в мировой истории как христианская монархия, затем «империя Кремля» и центр «мировой социалистической революции». В конце ХХ столетия она утратила статус суперсубъекта мировой истории, прекратила свое существование в качестве «симфонической личности», «коллективной исторической индивидуальности». Став полигоном для проведения грандиозного социального эксперимента, для реализации красного проекта «глобализации большинства», Россия исчерпала свой творческий потенциал, заряд «пассионарности», превратилась в «общество без элиты» и вошла в фазу вырождения, дегенерации. В настоящее время возникла опасность окончательной утраты социокультурной идентичности России в условиях интеграции правящего ныне слоя (псевдоэлиты) в космополитический «золотой миллиард» человечества, осуществляющий проект «глобализации меньшинства». Бесперспективность стихийного антиглобализма в сложившейся ситуации очевидна. Только создание евразийской «континентальной федерации» (империи постмодерна) в качестве противовеса экспансии Запада позволит нам адекватно отреагировать на новые угрозы (депопуляция и колонизация страны, превращение ее в промышленную зону для стран Запада, исламизация, незаконная миграция, международный терроризм, расширение НАТО на восток). Предполагаемые союзники России — страны-континенты: прежде всего, Китай и Индия.
К.ф.н. доцент С.И. Данилов (Тверской государственный университет) коснулся в своем выступлении проблемы сохранения национальной идентичности в постановке евразийцев. Традиционно выступая в роли универсальных социально-психологических механизмов отбора наиболее эффективных способов конструирования консолидации обществ, национальные идентичности почти повсеместно подверглись деформациям, эрозии, деструкции под давлением процессов глобализации. Для оценки состояния российского общества сегодня активно используется понятие негативной идентичности: в одних случаях — в смысле самоопределения «от противного», на основе противопоставления символам других наций, когда условием солидарности становится общее осуждение и отрицание «чужого», «враждебного», «неистинного»; в других — в смысле отрицания положительной национальной сущности, отражающего комплексы коллективного бессознательного: «неудачи», «слабости», «обделенности», «неполноценности», «недоверия к миру», «жертвы» и т.д., что связано со специфическим восприятием собственной истории как «лишенной смысла», сплошной череды «негативных событий» (см.: Гудков Л. Негативная идентичность. Статьи 1997-2002 годов. М., 2004). Негативная идентичность, равно как и отсутствие идентичности — симптомы кризиса самосознания нации. В контексте проблемы сохранения национальной идентичности особый интерес представляет идейно-философское наследие евразийцев.
В евразийстве данная проблема поставлена в книге Н.С. Трубецкого «Европа и человечество» в 1920 году. Автор удивительно точно и современно определил проблемное поле современных дискуссий о глобализации. У Л.П. Карсавина также можно обнаружить немало замечаний об органичности развития и пагубности увлечения отвлеченными ценностями, ведущими к деградации и разрушению нации. Карсавин пишет, что можно созидать общечеловеческую культуру, но только путем созидания своей — частной, народной и многонародной. Евразийцы утверждали, что общечеловеческий прогресс не должен осуществляться путем культурной и социальной унификации народов.

Тема идентичности в аутентичном евразийстве (см.: Водолагин А.В., Данилов С.И. Метафизическая ось евразийства. Тверь, 1994) непосредственно не формулируется, но присутствует в евразийском наследии как забота об сохранении Россией-Евразией своей культуро-личности, органическом характере ее развития. Историософская и социально-политическая мысль евразийцев была посвящена не внешним угрозам, а, в первую очередь, условиям истинного развития как самоосуществления. Евразийцы исследуют историю становления и факторы «евразийской идентичности» и доказывают принадлежность народов России к единому кругу евразийской культуры с использованием понятий «круга культуры», «общности исторической судьбы», «общности месторазвития», «расовой симпатии», «евразийского языкового союза» (работы В.П. Никитина, П.Н. Савицкого, Н.С. Трубецкого, P.O. Якобсона и других евразийских авторов). Здесь уместно вспомнить теорию евразийского национализма как национализма «почвы», а не «крови» (Н.Н. Алексеев: «Не «интернациональна» русская культура, но сверхнациональна и «соборна…»; Н.С. Трубецкой: русский национализм — это общеевразийский национализм, ничего общего не имеющий с узко-национальным партикуляризмом)1 . Это делает многонародную культуро-личность России-Евразии согласованным множеством или потенциальным соборным субъектом. Евразийцы развивают концепцию симфонической личности народа, которая становится таковой благодаря «соборному сознанию» и «соборной воле», направленным на ее культурно-историческое самоосуществление. Решающая роль в поддержании «симфонизма» (идентичности) принадлежит евразийской элите и государству как форме бытия культуры: преимущественным выразителем «соборного сознания» и «соборной воли» является правящий слой, находящийся в единстве со своим народом, месторазвитием, постигший естественно-природные и духовно-религиозные основы национальной культуры и осознающий стоящие перед Россией максимальные по ответственности задачи религиозно-государственного и культурно-державного самоопределения и творчества2 . Евразийцы, по сути, развертывают свою — евразийскую — транскрипцию «национальной идеи» как «идеи-правительницы» (близкое, хоть и не тождественное, современному понятию национальной идентичности3 ). «Идея-правительница» определяет сущность проводимой в государстве политики, материализуется в соответствующих ей государственных учреждениях, выступает в роли государственно-общественного идеала и верховного критерия оценки деятельности субъектов хозяйственной, политической, культурной и всякой иной деятельности. Реализующая эту идею идеократия есть власть, вырастающая из традиции и опирающаяся на авторитет традиции, и (в терминологии Ф. Федье и Ш. Пеги) власть компетентности. В отличие от идиотического правления идеократия есть власть ответственная и компетентная, при этом компетенцию в политике связана со знанием цели-идеи («миссии», «смысла», «задания», судьбы), с историческим сознанием, заботой о сохранении идентичности. Это знание ценностей и принципов, а не средств и методов. Компетентность здесь состоит не в осведомленности в утилитарных вопросах (профессионализме менеджеров, или иных специалистов в данной конкретной области деятельности), а, как мы полагаем, в знании «архее» своего народа, общества (что, разумеется, трудно понять тому, кто все, в том числе и саму власть, измеряет их полезностью). Такая власть не является и банальным господством сильнейшего. Докладчик отметил, что социокультурная идентичность России пострадала не столько в результате глобализации, сколько в следствие политики беспочвенности, явившейся следствием вырождения правящего слоя. Схожие с евразийскими оценки и интуиции о роли идентичности мы встретим в текстах современных политических мыслителей. Авторы некоторых работ приписывают идентичности те же свойства, структуру и функции, что и евразийцы — «идее-правительнице». Так, к примеру, Курт Хюбнер понимает идентичность реалистически («объективная идентичность»), считает, что «идентичность нации является столь же необходимым практическим постулатом человеческого общежития, как и идентичность индивидуального лица». Национальная идентичность, по его мнению, «опирается на структурированное множество систем правил…, которые разнообразными способами определяют поведение индивидов и групп — носителей нации (научное уточнение господствующего в романтизме понятия (esprit general)»4. Историю нации Хюбнер считает артикуляцией априорно установленного сознания идентичности, аналогично тому, чем биография отдельного человека является для его тождества. Национальная идентичность определяющим образом влияет на политику («современная политическая конструкция должна отвечать этому духовному основанию»), а «живое политическое бытие действительно развивается лишь там, где… идентичность беспрепятственно раскрывается во всей своей полноте и индивидуальности». Утрата нацией идентичности и ее выражения — идеи-правительницы — грозит нации потерей способности к стратегическому самоутверждению (в терминологии Ю. Хабермаса — «экзистенциальнму самоутверждению нации»), невнятности в формулировке национальных интересов («…национальные интересы вырастают из национальной идентичности»; эрозией политики (национальная идентичность — духовное основание современной политической конструкции, условие развития живого политического бытия; только сознание национальной идентичности заставляет людей чувствовать взаимную политическую ответственность). В конечном итоге — разрушение идентичности народа оборачивается истощением его «личностного» начала, утратой им своей исторической экзистенции как самоосуществления и созидания народом своей исторической судьбы, жизни, опирающейся на собственные глубинные основания: культурно-исторические, геополитические и духовно-религиозные.
В выступлении к.э.н. доцента Н.И. Кутеповой — «Социальная политика в условиях глобализации: унификация и национальные проекты» — были рассмотрены основные направления эволюции социального государства в странах с развитой рыночной экономикой и экономикой переходного типа, а также — факторы устойчивости и факторы риска для различных моделей социального государства. С начала 80-х годов прошлого века в ведущих промышленно развитых странах запада социальное государство «вышло из моды». Со сменой моделей государственного регулирования экономики в этих странах утвердилась новая концепция социальной политики, во многом основанная на принципах протестантской этики, был начат переход от «социальной благотворительности» к «социальной достаточности», означающий «помощь самопомощи». Наблюдаемые тенденции обусловлены следующими обстоятельствами: во-первых, самый глубокий за послевоенные годы кризис середины 70-х годов и последовавший за ним неоконсервативный поворот в экономической политике сопровождались резким ростом массовой безработицы с преобладанием в ее составе длительно безработных. Высокий уровень безработицы и ее неблагоприятная структура (более 60% — длительно безработные), сохраняющиеся в большинстве стран на протяжении последующих десятилетий, привели не только к отказу от политики «полной занятости», но даже к замене терминологии (вместо «полной занятости» — «естественный процент безработицы»), то есть к пересмотру одного из главных постулатов социального государства; во-вторых, для стран так называемого «золотого миллиарда» все острее и разрушительнее стали проявляться некоторые социальные последствия глобализации, в условиях которой они занимают лидирующие позиции. В частности, массовый приток иммигрантов из бывших колоний, сопровождающийся резким увеличением нагрузки на бюджет и появлением новых очагов социальных конфликтов, поставил под сомнение саму возможность сохранения социального государства. Дополнительный и очень мощный импульс демонтажу социального государства придало разрушение СССР; точно так же, как и существование могущественной социалистической сверхдержавы некогда явилось одним из главных факторов его становления в капиталистических странах. Конечно, демонтаж социального государства в ведущих странах Запада проводится очень осторожно, и общий объем расходов на социальные нужды остается весьма внушительным, но общая тенденция выдерживается практически повсеместно. Гораздо стремительнее и со значительно более ощутимыми последствиями происходит унификация социальной политики в странах с переходной экономикой. Это проявление глобализации в социальной сфере связано с реализацией стабилизационных программ международных экономических организаций (в том числе для России) и сводится к переводу социальной сферы на рыночную основу. Почти все известные модели социального государства персонифицированы. Они ассоциируются с именами известных государственных деятелей: Бисмарка — основоположника системы социального страхования, Рузвельта, воплотившего «новый курс», Л.Эрхарда — теоретика и практика «социального рыночного хозяйства». Лукашенко — последний в ряду поборников идеи социального государства, пытающийся соединить существовавшие в советское время социальные гарантии с элементами рынка. Причем задачи построения «государства для народа» (этот главный девиз Белоруссии на будущее пятилетие, несомненно, — лучшее определение сути социального государства, более глубокое, емкое и соответствующее нашим общим национальным традициям и историческому опыту, чем западное «государство всеобщего благоденствия», «социальное рыночное хозяйство») были поставлены в то время, когда в ведущих промышленно развитых странах Запада социальное государство «вышло из моды», а в странах, проводящих рыночные реформы, включая Россию, государство, хотя это и противоречит конституционной норме о социальном государстве, снимает с себя большую часть ответственности за социальную сферу. В Белоруссии 60% расходов консолидированного бюджета направляется на социальные нужды. Она имеет один из самых высоких в Центральной и Восточной Европе и наивысший в СНГ удельный вес расходов на образование. По доле расходов на здравоохранение Белоруссия лидирует среди большинства стран СНГ и обходит ряд государств ЕС (Польшу, Литву, Латвию, Эстонию). По количеству врачей на сто тысяч населения она обошла США, Швецию, Бельгию, Японию, Швейцарию, Францию, Великобританию. В подготовленном Всемирном Банком меморандуме отмечается, что в Белоруссии самая низкая среди стран с переходной экономикой доля населения, живущего за чертой бедности — менее 2% (в «передовой», по либеральным меркам, Латвии — 11,5%), самый низкий уровень безработицы в Европе — 1,5%. Во многом это результат социальной политики, носящей всеохватывающий и предупредительный характер, гибкой и надежной системы социальной защиты. С некоторой вероятностью на ближайшую перспективу можно прогнозировать влияние Белоруссии на РФ: политика президента Лукашенко, как подтверждают опросы, очень популярна среди российского населения. Положительный пример Белоруссии в определенной степени подталкивает к корректировкам социальной политики в России.
Д.ф.н., проф. С.Е. Крючкова (РГСУ) отметила, что глобализация явилась сильнейшим испытанием для национальной и культурной идентичности. В философско-методологическом дискурсе это привело к переосмыслению вопроса об общечеловеческой культуре. Мнения исследователей разделились. Одни по-прежнему полагают, что в результате глобализации мы получим единую (мировую) культуру и даже суперэтнос, другие, что общечеловеческое, понимаемое как унифицированное и принятое за эталон — это гибель культуры. Глобализация процесс объективный, сложный и, что немаловажно, незавершенный. Даже вестернизация, так негативно оцениваемая многими — это лишь фактор сопутствующий глобализации и на современном этапе развития, но не определяющий и не исчерпывающий ее как социокультурное явление. В мире пока еще не утвердилось доминирование глобальных ценностей по отношению к локальным. Трактовка глобализации как унифицирующей тенденции в развитии культур методологически ошибочна. Не случайно, на Западе появилось понятие «глокализация» — включение локального в глобальное, которое используется для описания современных трансформаций в условиях глобализации. Культурная многоукладность современного мира требует осуществления реального и продуктивного диалога, в результате которого необходимо выходить за рамки локальных культур и одновременно сохранять их особенности, т.е. добиваться единства многообразия. Причины невозможности гомогенизации в обозримом будущем культур Запада и Востока определяются, во-первых, особенностями самих этнических культур, и, во-вторых, генетическим фактором, определяющим межкультурные различия, в том числе типом мышления. Это значит, что потеря культурной идентичности — опасность, которая не грозит нам в обозримом будущем, а реальная проблема — как превратить «столкновение цивилизаций» в «диалог культур». Для решения этой задачи, на наш взгляд, необходимо искать и выявлять позитивный для культуры потенциал глобализации, реализация которого позволит, сохраняя культурную идентичность, начать диалог культур.
Говоря об отношении РПЦ к проблеме глобализации, М.Е. Карасев (аспирант РГСУ) подчеркнул, что глобализация, по сути, охватывает все сферы человеческой жизни. Причем для духовной сферы жизни влияние данного процесса оценивается крайне не однозначно, в результате чего на Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви в 2004 году было принято решение разработать специальный документ, касающийся глобализации, и на основе этого документа строить пастырскую работу для чего была создана специальная комиссия. Глобализация в современном мире часто понимается лишь как экономическая интеграция, экономическое объединение. На Западе сейчас используется термин «глобализм» для обозначения процессов, ведущих к размыванию культурной самобытности, утрате национальной идентичности, концентрации информационных потоков. В основах Социальной концепции Православной Церкви глобализация понимается как интеграция политических и экономических систем, в результате чего появляются международные, мировые центры власти. В первую очередь, экономической власти — так называемые транснациональные корпорации, которые по своей мощности, по своим финансовым возможностям во многом опережают большинство стран мира. РПЦ понимает, что деньги — это власть, причем, в первую очередь, над умами людей. Сегодня общество устроено так, что общественным сознанием очень легко манипулировать с помощью СМИ. Человек, как потребитель данной информации, становится очень уязвимым.
Любая международная система тоже должна быть подконтрольна людям. Не должно быть ничего тайного, никакой тайной стратегии, которая бы управляла родом человеческим. По мнению представителей церкви, через глобальные системы людям могут навязываться конкретные идеологии. Эта либеральная идеология возникла в Западной Европе в эпоху Просвещения и сформулировала новые ценности — нехристианские. Сегодня идеи либерализма положены в основу международного права, на основе этой философии работают международные организации. Подобная идеология приводи к плавному вытеснению морали из общественной жизни и замене ее на «правовое мировоззрение». В условиях глобализации главной опасностью является навязывание либерального стандарта жизни для всего мира.
Все народы России «находятся под обаянием подлинной русской культуры» и языка, определяя свою национальную нишу, заметил в своем выступлении д.ф.н., доц. В.Л. Курабцев (РГСУ), Россия становящаяся и процветающая не может не стремиться стать носительницей «всечеловеческой широты и признания всякой народной индивидуальности, бережного и щедрого отношения ко всякой народности» (Н.А. Бердяев). Персоналистическая метафизика говорит нам: «Каждый народ есть личность высшего порядка», которая «корнями своими врастает в таинственную глубину жизни» и до конца не определяется «ни расой, ни территорией, ни языком, ни религией» (Н.А. Бердяев). Русский человек, по мысли Ф.М. Достоевского, в силу широты своего ума и характера, «со всеми уживается и во все вживается», «сочувствует всему человеческому вне различия национальности, крови и почвы». И поэтому русские помогут «всепримирению народов» и «обновлению людей на истинных началах Христовых»
Д.и.н., проф. Е.С. Троицкий коснулся в своем выступлении социально-гуманитарных аспектов научного наследия Д.И. Менделеева, который, по его мнению, был великим экономистом и русским этнополитологом, считал русскую нацию государствообразующим этносом, ядром Российской государственности. Говоря о геополитической значимости российского государства, Менделеев писал: «Мы, русские, взятые в целом, благодаря Богу кичливости чужды и поставлены на грань двух друг другу не чуждых миров». Отстранение или частичное оттеснение русской нации от кормила правления в нашей стране серьезно нарушило евразийскую, более того, глобальную систему безопасности.
Р.М. Рупова (РГСУ), говоря о крушении гуманизма в эпоху глобализации, привлекла внимание к тому, что современная глобалистика, создавая свои макросоциальные модели, планируя крупномасштабные социально-экономические процессы, игнорирует антропологический уровень. Такая позиция влечет за собой срывы сценария, кризисно-катастрофические явления большого масштаба.
Прошедшая в РГСУ дискуссия продемонстрировала жизненно-практическую значимость проблемы сохранения национальной идентичности в эпоху глобализации.

Обзор материалов конгресса подготовлен д.ф.н. профессором А.В. Водолагиным